Я  МОГ БЫ ОПОЗНАТЬ ТЕБЯ  

        НА ЭКРАНЕ      СБИТОЕ ПОЛУШАРИЕ

ГУСТОЙ ВСПОЛОХ СНЕГА ВЫНОСИТ МЕНЯ 

ЗА ПРЕДЕЛЫ ПРОИСХОДЯЩЕГО    

 Я ЧУВСТВУЮ СВЯЗЬ  НО ОСТАЮСЬ ВНЕ.

 

 

 - Ножей не хватит! - орал мягкий кок. Я  предлагаю  охотиться на котиков, склоны льда утопают в искрящемся расколотом свете и  мы лежим в дрейфе, неделя бездействия и отстраненного безразличия. Торосы -пустота заполнения, шаг за шагом. Способ отстранения -  на полярный эсминец заряжающим, сутки спустя. Скрежет вформированного в лед корпуса.

 

 Провалы и падения. Больше любого возможного human осознания. Я видел твои рисунки на льду, часть тела, машина, разбитая выхлопом и поражение, восторгающее больше. Оставить тебя. Я мог это сделать, отвращение вызывало скуку, дни оставляли сон продолжением. Человек, успокойся! - орал отец из библиотеки, старый особняк спального квартала, кожа и пробитый лифтовой люк. Части света и смеха, 20 вольт в каждой руке.

 

 Неправомерность события. Одним сумраком дня. Это было возможно. Оставить все. Опустившись на дно прибрежной полосы, касаясь и взмывая. Вспарывающее солнце застало меня в тоннеле подземного передвижения.

 

 Телевизионный бак мерцал катастрофой, побережье в сне и пожарах, как связь и кричащий в серпентарии кольцами. Неправомерность!

                                                                          Насилие!

                                                                          Ненависть секретных колец.

 

 Неправомерность событий последовательна.

 

На седьмые сутки  вошли в плотный туман. Одни говорят - скоро льды.  Я  затянулся в шерсть и свиную кожу и выхожу на палубу только под солнце, дети. Хохот в моторном отсеке, опасения за слух неоправданны, я слышу так же.                                              Мы видели чаек в последний раз. Очень романтично.

 

                                                            Полосы льда, сковывающие горизонт 

Я стоял дольше и смотрел.                     я не предаю этому значения..

      Двойные всполохи 

 

 

 

Сопла взорвались мягким светом - вспышка в ночном корпусе воздуха.

На полигоне, должно быть, разнесло все стоки, мы же не почувствовали ничего и оставались в траве, под глухим коридором из звезд и треков, я сжимал твое плечо в синтетике растворения.

 

Ты заметила, если я буду продолжать пялиться на торосы, мои глаза привыкнут видеть и я останусь тюленем              происходит вне моего     

                                                                                           понимания

утопая в ледяном крошеве

когда придут торпедирующие стволы ружей..

                       

Просто жесткое мясо и немного страха.

 

 Южный Плимут проник в меня полным ударом. Твой дом, обитель движения и основ жизни, все спокойно в сознании дня позже, счет и пламенеющая тарелка в небе на фотографии дяди Стэна. «1976, Аризона». Первым делом мы отправились смотреть его ранчо, а я все на мог забыть блеска, с которым ты сходила с автобуса, прямо в пыль регенерации, оставаясь здесь навсегда. Теперь я понимаю, что именно тогда я начал двигаться к торосам.

 

 Жители не поймут страха. Отдаляясь от себя воплощением. Производным и постоянным.

 

 Две фотографии - маленький королевский питон, истекающий кровью. Ты держишь его голову, утопая в слезах, Алиса из разрушенного ядерным взрывом Канзаса. Твоя рука скользит в крови и задевает распоротое горло. Дядя Стэн смеется, покачивая в закате ладонью, сжатой по лезвию.

 

 Проникновение и скользящие. На пять слоев атмосферы.