underAbscission

 

 

Растворение. Смех, смешанный с молитвой. Опустошение.

Два дня после войн, компиляция и происходящее вне времени, то, что ты хочешь, пара призрачных созданий, насекомое съедает производное движение. Треть пути пройдена, абсолютно невозможно срезать все стороны сна, как в продвижении, давай, вникай -

Вот то, что произошло. Оступившись оказаться вне, не больше. Три степени восприятия. Восторг и провоцируешь меня, два рядя обратно и смех, преходящий в сознание. Снег. Термоотсутствие и pain обратно, вещество.

Два ряда обратно - я происхожу вне, вне твоих прорывов , как снег. Обратно.

Несколько между детей, сопротивление.

Вариант - два движения - ты ловишь норку. Легкий пушистый зверь.

Три степени состояния, опустошение и визуально я тебя отслеживаю.

Два варианта развития.

Термоотступление.

Вариант сна,  Прага.

 

1. Творение.

 

Дни происходят в вечность, я обращаюсь. В тебя, растворение и конструкция, остановленный день, часть меня. Я останавливаю тебя снова, я возвращаю тебя, я просто отсекаю на побережье, открой свой век - сон неуместен. Проснись.

Шелест заката и опадающий на дно залива глухой гранитный слой отраженной воды. Ты стоишь на продвижении канала, опираясь в парапет, препарированный твоей кожей в камень. Два дня. Два долгих веселых дня, когда кровавый захлест протекает по подъездным крышам, стоки проваливают протекторы и стареющий город впадает в оцепенение умирающего неосознанного движения, сомнамбулический грохот по шпилям и мостам, провалившимся над рекой и каналами, касты приостановленной религии возвращены создателям и отстраненно целью в горизонт, скрытый сломом дождевой пыли. Я знаю, что держит тебя здесь, я присутствую и останавливаю твое движение, давая ему еще большую скорость, недоступную твоим глазам.

Ночью на канале нашли маленькую девочку, она лежала лицом к воде, отталкиваясь ногами от тротуара, казалось, ей не удалось соскользнуть вниз, к глубине. Ее слившееся в ночном дожде с телом и мостовой платье впивалось одним цветом, маленький глубокий рельефный скол боли и страха. Ты держалась ближе.

Крестовина окна лопнула и выбила натянутый прут суконного жгута. Стекло плеснуло в ночь, выпуская тело, развившее поступательную энергию от стены к окну к стене к окну - и вне, за пределы. Веревка не выдержала тело, но фонарь осветил удар расколом плоти. Он мог жить, его подвели высокие этажи города. Ты пыталась уйти в теплое ничто глубоких страхов.

Старик опустился в свет под витриной. Он опускался долго, вся его жизнь текла за ним. Он смотрел мягкой куклой на свет своего нового рождения, сжимая ладонь в остывающее тело. Ты могла спасти его сердце, он слишком стар и далеко от тебя.

Города возникали и простреливали тенью в ничто, все, что ждет их за провядшей геранью на окнах и в пулеметных распадах лестничных клеток. Эта игра за пределами, пробить витрину ударом в тишине, остаться жить и умереть, двумя спущенными курками пробить вялую грудь. Его глаза светились в тишине и он умирал кровью. Ты могла спасти его и отбить руку с магнумом но. Тебе пора возвращаться в цирк. Утренний воздух ждет и сжигает тебя.

 

2.

 

- Милли, черт тебя побери! - Старик орал не зло. Он созерцал воздух, мягкое в Праге приходило в рассвете и ты знала, приходи утром. Он будет мягче. Как и этот город.

Милли проскользнула к себе, под глухой потолок комнаты и опустилась на скрип старой железной довоенной кровати. Пустота ночного взорванного дождем воздуха оплывала в осадок света. Кролики протягивали лапки в норах, встречали пробившееся серым светом сквозь глину холодеющее солнце и она проваливалась, стекала по каплям в счастье, она ожидала его здесь. День проворачивал камнями горы старого города и вялое тепло обволакивало ее. Зрителей набралось мало и уже через два номера она бежит по парящим камням к площади, отбрасывая смех и вспышки на их лицах, в глубине зала. Зал снимал старик. Пролетка отлетела волной лужи по ногам, она взвизгнула и подернула стекающую длинную юбку, перепрыгивая к аптеке. Долгое лето в Романи, триста святых, как говорил старик. Ты помнишь берег Дуная, он плескал тебя в ноги и ты ловила счастье, ты проваливалась в грязь, проступающую за колесами фургона. Они ждут тебя, Милли. Мягкий город, он тоже полюбил твой стук по мостовой, где бы ни оставалась ты зверенышем грубого удовольствия, пустотой невосприятия, за чертой пустоты срыва. Рыба плескалась в корзинах, сотни корзин вдоль рядов, полные сияния умирающего глубокого сияния, каждая из них рыба. Как ты - каждая из них. Все дни ты приходишь сюда и берешь их, и ты знаешь что лоно их в воде, но что ты могла сделать. Ты бежишь, прикрывая ноги воздухом и под материей твоего цветного платья бьется земля, бьется в тебе.  

Смех. Восторг и образ, прокативший тебя сквозь канал. Два грека разрезают лодку, ты хотела плыть, солнце в величине. Касты. На отвращение. Ты никогда не хотела видеть и осуществление вне времени. Три отступления и вопль, я ожидаю тебя вне.

Мы оставались на горках - пять слоев вниз и удар воды - две трети оставленного симулятора.

Ты вылезала из капсулы, пробитый выхлоп, тебя полоскало тварью под декабрь, твое время еще не наступило. Провал рельс млеющим захватом под творение твоего страха. Очнись.

 

4.   randome

 

Всплеск. Территориально смех рыб.

 

5.   Drop Coast

 

Летний призрак сна - я видел тебя, я спал.  Треть зала орала в кровь, их смех -твоя смерть, маленький слон позади отступает тебя. Ilove... Смех происходит больше, чем ты могла бы жить. Только оставить смех и вопли на поверхности, свет сна опустошит тебя рано или поздно...

Третий выплеск, вода льется сквозь борт и расползается отражением на стянутом блеске нефтяной палубы. Ты прыгаешь через причал, чайки визжат, опрокидываются головами и далекий холод раскрывает тебе пальцы. Они ждут тебя каждый полдень. Скользкий тюлень проваливается под лед, далеко, не здесь.

Проход под палубу, тесная скомканная тишина хриплого кубрика, ты отдаешь им то, что они забирают у тебя в представлении, публика, аморфное существо состояния вопит над твоим телом, команда сухогруза отдает тебе любовь. Я мог знать тебя, смех завораживает солнце. Тебя называть звуком. Свет в простреленное небо, голова за горизонт, это назвали жить.

Часть слепящей радуги у твоих ног.

 

6.

 

Все, что происходило. Он не мог не знать, не догадываться. Но не такой был этот старик. Сжатый в войне и воплощенный в уходящей жизни он любил ее, как смех. - Ты - маленький пушистый зверек, - так он говорил, опустошаясь абсентом и лаская ее одним дыханием. Она любила его, свет его и смех, трещинами ползущий в ее голос, срываясь в тон ветру на площади. Прости меня, Милли. Да, она умрет, солнце сдерет со всего снега блеск и воздух вопьется в меня тысячной долей жалости, проходя вдоль канала я видел, как ее сжатое тело втягивали в санитарную машину, сигарета опадала в холод и я терял страх не видеть ее. Что остается после войн.

 

------------------------------------------------------------------------

 

 

(отнятие)