Прайд. Отношение к существу определенной локальности. Наведение и автоматизация точки срыва. Поляризованное пространство начинения свинцом. Посредством и сквозящими в идеальном блеске вынесенными сквозь стекла витринами. Плоскость развернутого во входящий турникет желтого лендровера. Серия обезьян по каналам аномальной географии, почтовый офис и перепад давления от лопнувшей камеры и полое мерцание монитора.

 

12.38.

 

 

 

 

Бар «DOLLI», 23.00.

 

Неопределенность, двигающая мной все это время, все эти века и квадраты, прочерченные вокруг побережья хаотичностью моего передвижения. Да, это был критерий, я держал его как средство и возможность неотслеживания, пропуская весь этот планктон жаберной костью. Я  пил, торчал и достигал состояния, близко  удовольствию, но никогда не проникая глубже, туда, где отсутствие определения уничтожает страх использования. Плоскость и движение, все на уровне примитивных форм. Я не мог попасть под корпус проносящейся полосы школьного автобуса или составить законченное кровоизлияние в мозг следствием нарушения координации. Я мог смиксовать дикое количество алкогольной интоксикации и brown shugar, сидеть и пялиться на проплывающий закат солнца, серф и тускнеющее море. Метаболизм иногда близился к подвиду ленивцев, TV и музыка на уровне барной стойки. Я не мог быть разрушен, но отсутствие уничтожало само состояние жизни. Словом, жизнь поддерживалась ее отсутствием. Я  и сам не очень то ясно это представляю, но лицо в расплавленном отражении принимает мои очертания, кольца абсента поднимаются по позвоночнику, кенгуру за стойкой хватает пинту вытянутыми губами и испуг касается меня легкой рукой насилия. Она подошла в самый вопль. Я отрывался от гусениц броненосца, превращаясь в рептилизованный источник света. Я отстреливал последствия, пролонгированное состояние вещества.

 - Долли. - Она дернула языком и сползла рядом.

Моль в позвоночнике лихорадочно продолжала выть. Я осторожно выполз из траншеи и продолжал вправлять ленту в пулеметный ствол. Небо подернулось ракетным всполохом и провернулось.

   - Я  - Долли! - Бля, да мне было насрать, кто эта сука. Вал из воды и песка вминался под движением танка. Триста, двести восемьдесят... Если я не вправлю ленту до ста, сдохну, раздавленный в плоскость. Вопль усиливался.

 

 Не знаю, как ей удалось выудить меня из тумана. Интоксированный и использованный, я очнулся головой в ее волосах, и, судя по всему она заставила меня кончить. Тепло ее тела и запах пота тянули меня неуправляемой мишенью над психозом отрезвления. Я отключался и пульсировал цепью сознания.

 

   

89 - F., 14.29.

 

 Определенность, с которой она выскальзывала за трек бензовоза. Ее распоротые ноги и скорость, с которой она неслась на сигаре 80-го года, истертой и вытянутой. Я определенно не контролировал ситуацию. Море простреливало сияющей остротой света, скрывалось и впивалось снова, вылетая из - за подрезанных в потоке машин. Я был готов разбить эту холодную маску на ее лице. Я готов был прорвать сеть трансплантации, забившей мое восприятие годами синтетики. Я хотел прекратить состояние ее жизни. Она вырвала меня с жестокостью, на которую я уже был неспособен. Мы неслись по хайвею вдоль побережья. Она молчала. Она сказала «Долли», потом она заорала «Я - ДОЛЛИ!» и с тех пор она не проронила ни слова. Она молча неслась на своей машине и я сидел рядом, стекая по кожезаменителю, сжатый скоростью и подступающим страхом отсутствия вещества, и в ее машине не было ремней безопасности или бутылки с алкоголем не было в моей руке. Короче, я был напуган и не мог ничего с этим поделать. Я просто плавился и вскрывался всей своей черепной коробкой от невозможности состояния. Вот то, что я видел, или осознавал, пока она не тормознула на заправке и не похмелила меня какой-то дрянью из пластиковой фляжки:

   носитель скатывался в выхлоп токсически определенного состояния как электровосприятие работающего автономной целью ящика TV со сбитым тюнером разворачиваясь и отсекая скоростью удара малейшее отклонение от канала используя внутреннее пространство под заполнения выстреливая фонтанами света и частотой срыва как неотстраненное состояние реликтовой полноты поклонения когда каждый жест и восторженное убеждение замыкается цепью срыва в то единственное погружение, повторяющееся но единственное как роллер-костер и возможность насилия. Куски отслеживались, но общей картинки не было. Как передоз психотропами на волне удара посреди простреленной копами улицы. Я впервые за два года думал о полиции, о том, что возможность сесть гораздо выше контроля над ситуацией. И отсутствие патрульных машин только усугубляет эту возможность, возможно, я просто их не замечаю.

 

 Трек шоссе растворился волной удара, она влетела на разделение полос, развернула машину и вползла на пустую заправку, оставив на встречной часть резины. Она молчала и заговорила. Достала из - под сидения фляжку, отвернула и сунула мне.

 

Дорога В Сити. 18.00.

 

 Скорость носителей информации зависит от денег. Я в принципе знал это. Было время, я мог позволить себе весь социум со всеми составляющими. Тело остается, сознание трансформируется. Ты можешь торчать, играть, оставаться без движения и забивать счет бабками. Торчать или зашибать деньги. Одно из двух, если ты не барыга. А если ты торгуешь и торчишь, однажды одно исключит другое. Я не торговал. Я торчал.

 

 Поезд скользил по горячим рельсам. Нормальное определение моего состояния. Я почти осознавал, что происходит. Низко рассек самолет, я миллионы лет не приближался к полосе взлета - посадки. Да, что то явно во мне осталось. Возможно, мы пересекли ту грань, внутри которой я оставался неподвижен, недвижим сознанием и без всякой цели его оживить. Берег завораживал меня, несомненно, была причина там оставаться, моего появления там. Я не помнил, скорее, не хотел восстанавливать. Условность состояния не особо волновала меня. Я испытывал страх, я привык к нему. Страх вещества и его отсутствия. Хорошая ловушка, если нечем заняться. Разбиться и сгореть. Из какого то блокбастера, и в тему. Этого я и хотел. Теперь я мог думать об этом.

 

  Шлагбаум сполз вверх и мы перевалили через рельсы.

 - Ты не был в Сити. - Она не спрашивала. Она знала. Я подумал, что неплохо бы сосчитать произнесенные ею слова. Я не был в Сити, я нигде не был. Я отсутствовал. Спокойный бедуин несет тень по песку. Он не задается вопросом тени, он мало пьет и иногда передвигается на верблюдах. У него неосознанно есть необходимость пересекать песок. Он может быть вараном или его тенью. Вкопаться в поверхность или остаться на ней. Ему определенно есть чем заняться. Я снова захотел выбить ей голову. Я молчал вместе с ней. Сознание уходило и возвращалось. Ей, по видимому, было плевать. Прошло время и я смог влить в себя из фляги. Похоже на абсент. По крайней мере теперь я мог определить крепость этой влаги. Я подумал о том, что она потеет под своими армейскими шортами, я чувствовал, как пот стекает между ее ягодиц. Черт, я хотел ее. Она оставалась невозмутима, следила за трассой вниманием слежения и молчала. Что ж, я привык молчать и мне насрать, что у нее на уме. Я думал, хуже невозможно. Я ошибся.

 

8 p.m. Поиграть С Тенью И Не Сдохнуть. Пол - часа До Сити.

 

 Вот так мы и неслись, я втыкал , это похоже и правда абсент. Она молчала, впершись в полосу перед собой. Морем уже не пахло, я подумал, что не замечал его запах все это время. Горы остались слева, отстреливали солнце. Раскаленная равнина наводила на грустные мысли, я хотел жрать. Я сутки не пил пиво. Я опять был напуган. Какая то тварь пронеслась над нами, похоже птица. Я хотел блевать и отлить. Странно, я не блевал все два года героина, алкоголь усваивался легко, а теперь меня выворачивало. Абсент? Я открыл дверь и чуть не вылетел в поток. Я сблеванул и она всадила свой локоть мне в грудь. Не отрываясь от дороги. Бля, какого хуя - пронеслось над моим сознанием, я подумал это и увидел дракона на ее лопатке. Он проворачивался Уроборосом.

 На побережье я общался с человеком, его называли именем русского хирурга. И он считался лучшим кольщиком побережья. Мы сливались в бар к утру, он работал, выезжал и бил на дому. Никакого салона. Этим он мне нравился. Он бил дракона. Его руку я видел и знал, знал тех, кого он забил за эти два года. Он не выезжал с побережья, он покупал у тех же барыг, я знал о нем все. Под драконом, заползая в кольцо темной чешуи, извивались иероглифы. Три законченные одним касанием. Я смотрел на дракона неделю назад, он набросал его на картоне китайской лапши, пока я плавал в интоксикации. Он вечно что - то рисовал и ему платили именно за это. Это был его дракон.

 Я вспоминал, смотрел и вспоминал.

 Играть С Тенью И Не Подохнуть, он так это называл. Мы срывались в плотность бессознательного, и там, глубже любой карты мозга, он превращался в тень. Это не было частью чего то, это был скоростной выплеск, он жил в нем. Шелест электричества, вот на что это было похоже. Я лежал недвижимо, касался дна и мерцал планктоном. Он возносился среди этого спокойного забытья, он не отстреливал сознание альтернативой. Он вливался в скорость. Он был тенью. И играл с ней. Уроборос - две части одного, воплощенные в бесконечности кольцевого трека. Нижние слои атмосферы, над самым кремнием. Тропа сознания, если хотите. То, что я пытаюсь назвать действием, не затрагивало его. Он был реально быстр. И я видел, насколько.

 Мы прошли очередной трек молча.

  - Смотри. - Я видел, но она повернула голову, направляя мой взгляд. Вспышки газа. Мы пронеслись в тоннель. Скала, сдвоенная чудовищным червем. Сити.

СИТИ.

 

 Их восстановили в конце 80-х. Колония, резервация... Что то от хиппи, что то от индейцев. Я слышал о них, сквозь меня текла информация, она текла по стокам любого бара. Но я не собирался забивать кремний, я просто осознавал ее движение и отсутствовал. Плотность одного квартала, полулегальный аутсайд. Говорят, оттуда вся дрянь, которую можно купить, не считая, конечно торговцев «белым китайцем». Они везли его сквозь залив. Блок посты на въездах и патрульные вертолеты. Сотня процентов быть физически уничтоженным и, похоже, полное отсутствие направления

автомобильного потока.

 

Она текла по стокам. Медленно, как машинный взвод, до совмещения и остатком ртути, падая склоном вниз.

Мы стояли на непилотируемых шоссе. 

Out Of Control.

 

Я ждал. Восторг восприятия: задний тир, катастрофа и срез серфа, волна, опустошенное действие. Нет ничего реальнее, только скорость, заданная действием. Система: мы не абсолютно знаем, но чувства, теперь я могу восторгаться этим. Все произошло быстрее.

 

Восторг света. LIGHT - выбито выстрелом на бульваре.

Да я толком и не мог знать это чертово направление. Машины мелькали и неслись сплошной взвинченной пылевой градацией зрения. Я плохо переношу рисовую водку и все эти чайна - штучки. Состояние примерно схоже. На плоском, сдвоенном мерцанием фар виде я отслеживал падение и холод призрачного восприятия Сити. Я был отравлен внезапным перемещением и все же не мог не заметить - стало холоднее. Не прохладнее, каждым вечером тебя трясет озноб, а именно холоднее. Шелест по обрезам дороги, стекло, срезом неона и плоскости - глубокое ниспадающее состояние, из сжатого разреженного высокогорья в равнины, к океану, с адаптацией к меньшим гравитациям:

  

другие обезьяны по ту сторону залива, другое легкое солнце утром сквозь температурный пластик и синтетику зелени на крыше, над всеми кортами и парковкой внизу. Кофе и тост, нормирован и обеспечен. Кольца воздуха отражают в бассейне влипающий синий тон, остающийся цветовым фильтром на сетчатке, если снять полароидные стекла, бриз сотни метров ниже, еще прохладный утопающий песок между пальцами в ступни. Ожидание чего - либо отсутствует, полный стазис и легкая нервная эйфория. Полукруг волны кормой вытянул в берег, лег и отполз, испаряясь с видимой скоростью, игра теней и прикрытых глаз. Мягкие пушистые еноты карабкаются по склону, обрезающему пляж мягкой травой, испарившей остатки утренней влаги мгновение назад. Коала срывается с толстой лианы и медленно, так, будто это мир вокруг сорван на амфетамин,

а его скорость реальна и естественна переваливает лоснящееся тело вглубь маленьких джунглей, растворяясь и возникая снова. Легкий планер рассекает воздух над самой водой, почти касаясь крылом волны и высекает петлю, уходя в поток. Полное забвение, идеальная гармония, первозданность иллюзий. Ножевое ранение приходит изнутри. Холод раскалывается наплывающим смещением, оползает с коэффициентом минус по синтезированной системе, тандем испуга и разрушения тканей. Несколько минут и самка коала выброшена на берег, она распорота от брюха до оскала с выставленными в судороге клыками, белое пятно меха исчезло, черный теперь переходит непосредственно в красный. Песок кристаллизуется в слюдяные осколки, острые и сияющие в свинцовом вращении неба, искореженный залив растекается на уровне паники и я отползаю по кристаллическому месиву к зеленой границе 100-процентной влажности, издавая каждым движением когтей и хвоста скрежет, едва уловимый под жестким панцирем, только вибрацией. Глаза вливаются под пленку и я впиваюсь в свою среду, почти осознавая эмоционально желание быть там -

 

 Черт, я опять отключился и меня, похоже, снова протащило. Ненавижу вот такие неожиданные трипы. Отсутствие контроля. Можно найти способ и получше...

  

  23:45 (СИТИ)

 

 Открыл дверь в мутный сияющий поток, тупо стоял и чувствовал все эти полосы, жидким кварцем растекающиеся по спине под одеждой. Осадки, я очень давно не видел такой силы дождя, он был повсюду, сам воздух, казалось поменял решетку в пользу воды, ощущение дна океана, вспоротого чудовищным взрывом на тысячи метров водяной пылью. Она стояла, покачивая стекающий блеск двери, выставив локоть и что то выискивая под сидением, вода ее абсолютно не занимала. Я осмотрелся, пытаясь адекватно реагировать на любой раздражитель, источник и вспышку выстрела с крыши напротив. Никаких выстрелов. Тихий, вернее притаившийся в темноте и осадках квартал. Почти отсутствие неона и признаков ночной жизни, даже машин на все просматриваемое расстояние я не насчитал больше двух - трех на то количество, к которому привык. Я знал подобные места раньше, гораздо раньше. Днем это - обыкновенный городской квадрат, со своими темами и заморочками. Дети и бухие составляли большую часть, остальное - заезжие торчки и преклонные андрогины, тупившие перед подъездами на своем глухом психическом сленге. Я не особо любил подобные места, какая то тупая паника обволакивала меня при виде улыбок на выгоревших и сложенных в складки лицах, когда я видел весь этот срез биологической травмы от детей до стариков, мне становилось жутко, неожиданно вся жизнь сжата в последовательность ролика - если у меня бывали дела в подобных районах, я делал их и поскорее сваливал. Это днем.

 Она, наконец, подняла голову над машиной, по ее волосам текли реки и потоки лавы, улыбнулась и самым непринужденным, что я слышал за последние пять лет голосом сказала:

- Пойдем, вроде приехали, - всадила дверь в дрогнувший

лендровер и развела руки, чуть пожав плечами. Вернее, одну руку, в левой она сжимала сверток, и вид его мне очень не понравился, более того, он вызвал у меня панику.

 - Это что? - Я протянул в ее сторону, ладонью к свертку. Она подняла брови и улыбнулась снова, ее нос отбросил по складке на каждую щеку.

- Безопасность. Твоя - особенно. Давай, двигай.

 

Растворение вне. Происходящее и условно там, где ты есть. Волшебство обычного моря. Она происходила вне пространства, вне простреленных и ощеренных клыками, как гигантские ящерицы, скал и изгибов.

Под вопросом. Система - слаженные координаты. Насилие и помповые вышки нефти. Птица, упавшая в слюду, затянута в переработку.

Вопрос. «Она постоянно думала, что делать за недолгое время матча.  Белоснежным клювом вести счёт, задевая когтем сухой ветер станции. Увеличенный зрачок запомнил...»

 

- Быстро! -шепчет фиолетовый рот.  

 

 Хромает обеими ногами и падает мне на колени.

 План изъятия важнее плана выражения. Игры на линии          высоковольтных проводов: 

 оголенные конструкции челюстной дуги догоняют несвоевременные   

 мысли - я не должен этого делать, но не могу не...

 Пожалуй, я имею право на неоднократное отрицание.

 

Исходя из этого.

 

ROLLERCOASTER.

 

Подвал с тусклой лампой под самым потолком. Скорость нашего движения оставляла вспышки запоминания, под улицей. Стоки шумели, захлестывая водой. Метры, больше чем мне бы хотелось. Ее навигация пугала, упорство без напряжения. Она просто передвигалась, как крот, как подземный житель. Да, насчет того, что происходит ночью.

 

Вампиры и прочая чушь - это из литературы.

 

00.11.

 

Холод у окна.

Она протянула руку, сжатую вокруг свертка. Ремингтон 38 года. Раритет. Кучу денег стоит. Больше, чем когда - либо.

 - Пользоваться этой штукой умеешь?

 По лестнице пожарного выхода пронеслась крыса.

- Минут десять, больше не жди.