Два твоих шага умещались в один мой. До побережья, по песку и обратно, в плеске сухой асфальтной ленты по звуку и на скорости пикирования, до глубины дюн. Польша кончилась, рижское побережье и чайки, спадающие на изголовье треснувшего материка...

Медленно, просевшим баком в песок утилизованный армейский порш развернул подушку и мы покатили к закату, низкому в слое радиации и кузнечиков, ты сказала «радио». Волны сходились в диапазоне и до самых последних домов, занесенных шлаком так, что первые этажи оказывались втрамбованными в блоки из песка и пыли, из старых тарелок проваливался трип-хоп и новостные блоки

       /аравийский полуостров стал центром международного внимания сегодня прибыл президент со своей супругой до штата орегон речное пиратство неослабевающий террор/

          рекламы выбивали из анабиотического полуступора, навязчивая реальность, m.f. Рука на пластике помпы и паста томатного концентрата у тебя в руках - это все, на что я хотел обращать внимание.

12 июля просто необходимо вытирать пыль из карьера и, на полосе транспортера в груде сланца и породы увидеть бригадира - задранный зеленый свитер темнеет размытой песком кровью из пробитой головы, руки трясутся на подъеме, из-под камней и две секунды решения на удар, помповый ствол уже в руках, выстрел поверх собак, старый трак с пустым баком, как раз до проволочной сетки, сквозь на ста в час и вот - что то вроде очередной свободы. Еще три часа до города, телефон с вырванной трубой на стоянке перед подвалом армейской закусочной, бег по пустым улицам, два этажа вверх - и я сжимаю твои плечи, поверх пахнущих пылью рыжих волос.

Это было позже… На часть времени и в твоей части от происходящего.

 

 Снег относило в сторону солнца, за дорогу и стеклянную стену закусочной, он не успевал падать, закручиваясь в восходящих и ползущих вдоль асфальта потоках газа и дыма, теряя цвет от белого до инверса и царапая красный сколотый лак форда. Мотель, сбитый в западное крыло шоссейного круга, сопки и петля транспортного эйрлайнового автобуса, сжатым водородом над всем этим. Груда камней, расколотых пластов гудрона и сколотая будка без запаха собаки на заднем дворе, откуда видны бензоколонки и пустой пропановый баллон. Лист распечатки на стекле кафе – графический портрет, днк модель и текст на тайвани и английском

                                     ВАРИАНТНО ОПАСЕН

СКЛОНЕН К НАСИЛИЮ И ПРЕКРАЩЕНИЮ ЦИКЛА

                     ОПЕРАТИВНО УСТОЙЧИВ

                     БЕЛЫЙ  35 ЛЕТ

оторван, частью западает в ветер, лицо рассмотреть сложно. Внутри свет сквозь стекло, тепло и стелажи с синими и белыми коробками масел. Я входил по ковру из пористого пластика впервые за два месяца касаясь пальцами чего-то кроме приборного щитка и кресел - запах кофе и пирог с лимонной эссенцией, круглая стойка, маленькая тошиба в углу и пробитый открытой дверью задний выход. Как задний план. В него вошел китаец в голубой рубашке и армейских брюках, сжимая ладонями горячее полотенце. Окна не потели, тепло было лишь условностью, на градус выше улицы, как единственная волна, прерываемая помехами таксистских радиостанций. Этот город явно ожидал войн, войны и насилия. Получать удовольствие – два шага назад. Ты либо с ними, либо мертв. Что тебя устроит? Коты на обочине, глядящие в твои истекающие последними волнами жизни глаза? Меня устраивала только жизнь. И я знал, что найти ее могу только здесь, в двух штатах от побережья, когда китаец бросил полотенце на стойку…

 Ветер сдувал порошковый гранит и сланец с податливой аркады ступенчатого излома, спускающегося к морю, прямо в воду и в пластический отсвет солнечных кругов над едва уловимой, вспыхивающей пылью брызг железной полосой старого волнореза. Нас редко отпускали к этой полосе, весь лагерь был поделен на полосы – по концентрической прогрессии. Совсем людей держали в ближнем к внешней стороне кольце, блоки из мягкого ракушечника и край воды на прохождении вдоль ограничительных полос, если ты можешь видеть. Они были наиболее безопасны. Дальше – вглубь  разбитого города из снов, ближе к нам, клонам второй степени, то есть во втором клоно-поколении и по непрерывной нарастающей прогрессии – чем ближе к точке спирали – тем ожесточеннее и дальше полоса воды, прямая ассоциация свободы. Да, кольца сходили вниз, специфика работы, понимаете. Сланцевые копи, что ли. Транспортировочная лента выработки тянулась параллельно уступам всех ярусов, и в принципе можно было бы прокатиться, как на вагончиках диснейленда до самых верхних, далеких нулевого уровня, до людей. А там, по словам и слухам - и до людей недалеко подать. Ха-ха. Пыль слетала в гортань и оседала на роговице. Все эти годы. Пульсирующие отсветы заката и холодный скрежет гусениц на рассвете, как только я смог его понимать. Есть только развитие во чреве этой машины, не больше.

Если ты, конечно, не участник событий.

Три дня в июле солнце стояло над морем. После этого меня видел перед собой надсмотрящий третьей степени, его хлопковый блейзер сползал по спине как мокрое обличие тутового вредителя из книг по китайской технологии, он сливал слой за слоем. Стул – дюралюминий – слизывал блестящий и жаркий воздух, впиваясь извращенно и неизбежно в его плоть ног.

- Ты клон второй степени, - начал он, и я слышал начало войны, что они видели, их память размазана по тысячам и тысячам индивидуализированных и требующих отслеживания треков каждого из них, они больше не умели держать взгляд, не обманывая входящие рецепторы, это придавало им даже некоторую животную неосознанность и рознило в стороны и по-спирали, оставаясь сжатым, их идол памяти проистекал в мой опыт, солнце подносило себя, но немного ниже, за пределом стен…

-         Ты – вторая степень, белый, степень соответствия 94, хотя с чем тебя там соответствовали, не знаю. – Его потный блеск прошибал нехилым запасом нормированной чесночной водки. – Я вижу тебя, и вижу всех вас, недочеловеков, вашу мать! – Рука скользила по обтянутой ноге, перетекая на плотный сплав дубинки. Он был пьян. – Я могу ненавидеть тебя, хотя тебе не дано понимать чувства, вы как негры, как китайцы… Как русские!

Он истерично двинул локтем по скользящей вагонетке и сорвался взглядом сквозь сланец, за море, которое находилось выше и дальше, за спиралью. Я мог стоять и перебирать в ладонях перфоратор – от жала до плотной резины аккумулятора. Я мог и должен был стоять рядом в ожидании.

После, ночью я понял, что с тем человеком, охранником, не все в порядке. Он сквозил стирающейся ртутной птицей над ландшафтом большого горящего города, оплавленного и взывающего. Глаза его из остекленевших пустот протекли шахтами и полостями антиударной защиты, пара вспышек личного и не совсем понятного и полная плотная густая, как гудрон, только быстрее, в миллионы раз быстрее втягивающая пустота…

Утром я подумал, что начал видеть сны, но оказалось, что тот охранник в самом деле окончил существовать… А я чуть было не открыл в себе человеческое.

И время текло за солнцем. Я начал отслеживать в сколотых породах значения и осознанные закономерные нерушимые истины. Песок искрился следом ботинок и высоко в небе цвет доходил до белого.

После разговора с человеком, умершим от кислородной недостаточности за два года до своей реальной смерти я перестал разделять варианты сомнения и уверенности – я знал о них, о нулевой степени людей то, чего они не могли в силу своего наработанного защитного страха знать.

Следующим стал оператор на транспортере. Остановившись над ковшом с породой я увидел в долю секунды, как загружаемую базу данных, его растянутые в обрыве сухожилия, сумрачно запекшийся кровью рот и большие руки, сжимающие разорванное тело… Спустя несколько часов с верхних ярусов сорвался плоский игольчато-сверкающий кусок сланца, пролетев в миллионах дробящихся отражений, до самой петли транспортера, вспрыгивающей на стальных валах при подъеме. Камень сбил железный вал и полотно завернулось, сбрасывая породу и мелко вибрируя. Оператор выскочил и нелепо завис над пляшущей резиной, на одно мгновение, следующим его сбило в горячее пространство между оголенных валов и растянуло, сухо и резко. Рот его выбил плотность красного, ноги с хрустом ушли в нисходящий трек ленты. Он падал по отработанным стенам и сжимал тело, то что от него осталось.

Снов я не видел никогда.

Дальше – больше. Я узнал, что добыча сланца – весьма опасное занятие, и не зря только самых рецедив- и армейских осужденных и пожизненников ставят к клонам. За неделю я предвидел и осознал больше, чем человеческий поэт-экспрессионист за всю свою мечтательную жизнь. Это проходило сквозь меня, я как будто подрубился во всеобщий локальный информационный поток. Поток смертей, опережающих себя. Я видел сложенные ножи, давящие на ребра с тем, чтобы разомкнуться в коротком сухом ударе. Кислотные выхлопы глубоких забоев, за один вздох превращающие легочное волокно в сгусток разрывающей и прожигающей боли. Я увидел падающего с самой верхней кромки спирали  человека, он падал долго и я был в нем, до того, как он оттолкнулся следом от расскаленного дна. Спустя минуты я видел движение его тела вновь, и боялся осознать первичность из видений. К моменту совпадения мы подошли вместе…

Я мог бы расширить обзор, простираясь на запад, от океана, наблюдая предстоящую смерти жизнь обреченного, я мог углубиться в сторону воды, сличая мимолетность морских организмов с обреченностью сбитого планера из японского конвоя… Я мог охватить больше, чем было когда либо доступно человеку, не второго или первого клона, нет, первичному утробному человеку.

Но солнце падало на запад, а я шел к пику осознания. К той точке, в которой и время, предвиденное мной и время происходящее непосредственно соединялись, пересекались в единой точке действия. Я понял, что не смогу оставаться здесь дальше, возможно наследуя пост-время взамен пред-времени. Я осознал это и, думаю, в какой-то момент и он осознал это. Так же. Только он стремился в обратную мне сторону.

Основы. Требования. Мы ничего не можем знать о них, проходя трек обратно.

Лицо его требовало седины и роста. Восточное скошенное в скулах, оно сливалось с пылью и солью берега. Я узнавал его по мере того, как он спускался по транспортеру, покачивая плечом карабин. Я познавал человека. Я становился первичным…

Он подошел достаточно близко, я был рядом уже давно, я всегда был в нем. Как карликовая обезьяна на тыльной стороне его ладони, китайская тушь, времен войны…

Время истончалось и исчезало. В точке я подошел, растворяя хрустящий сланец, снял ствол с его плеча.

 

/12 июля, Дрезден. При посадке потерпел аварию транспорт ВВС США, Конкорд 98-го года. Представитель миссии ООН на борту… Отказ двигателя источенного взрывом. Клоны не осознают всю степень…/

 

А вообще-то всё началось гораздо раньше, это сейчас мне осталось что стоять в телефонной будке в дожде вокруг, судорожно сжимая в ладонь калибр и пытаться объяснить тебе всё это, две минуты, только на порядок вещей. Иначе я не смог бы пройти обратно два этих порога, две степени.

 

Поднимая голову я видел всё то же стекло витрины и джип и тебя возле, млеющую в пыли и солнце. Китаец недоверчиво подносил кофе и банку бензидринового тоника, опасливо но услужливо, желтая тварь… Боится силы. Я подавил почти непреодолимое желание вогнать патрон в подающую часть карабина и поднялся, ощущая присутствие в оранжевом вечернем распаде. Этот клон сидит у меня в голове, он не просто клон второй степени, он знает, как я буду действовать и что в моём мире может убить или, напротив, заставить меня жить. Покачиваясь, я прошел через двери и присел на полуспущенный нейлон воздушной подушки. Рука атоматическим рефлексом сжимала листовку

                                                      ВАРИАНТНО ОПАСЕН

СКЛОНЕН К НАСИЛИЮ И…

Ладно, в любом случае это проблема национальной безопасности, значит моя. Я протянул тебе свернутый бургер и суши с зеленью, промасленная горячая бумага перетекла в твою ладонь. Закинул карабин на сидение и, подключив локалку, развернул гудящую в облаке рыжей пыли подушку в сторону горячего бетона западной полосы, прочь от иссыхающего побережьем моря… И смотрел, сжимая в плотно сцепленный кулак сведенную ладонь, как со стоянки перед кафе отъезжает армейский джип на воздушной подушке с тобой, опускающей очки поверх плескающихся рыжих волос и с человеком в защитной пластиковой каске, с ним. Со мной…